Автор использует недавнюю волну обвинений британского МИДа против России для того, чтобы поднять принципиальный вопрос. До каких пор Россия будет жертвой негативизма, при котором ей не прощаются те же «проступки», что и Китаю? Автор признает РФ и КНР «трудными партнерами», но призывает к разрядке: после Брексита Лондону не с руки ссориться с двумя гигантами сразу. А потому известная журналистка Мэри Дежевски надеется на улучшение отношений Британии с Россией.
Долгожданный доклад об утверждениях насчет вмешательства России в политическую жизнь Великобритании обещан к публикации на следующей неделе, как раз перед тем, как парламентарии разъедутся на каникулы.
Все нужные реквизиты наконец-то собраны: возобновилась работа парламентского комитета по разведке и безопасности, хотя и не с тем председателем, которого желал бы видеть во главе этого комитета наш премьер-министр; у правительства в парламенте — солидное большинство, так что новые выборы не маячат на горизонте. Ну, а для отвлечения общественного внимания существует множество тем, включая то рост, то падение числа зараженных коронавирусом. Если кому-то этого мало, есть еще остатки летних отпускных планов населения.
Но, очевидно, правительству понадобился еще один отвлекающий внимание маневр, то есть, по-военному выражаясь, еще одна диверсия. И она не замедлила объявиться в форме обвинения со стороны министра иностранных дел Доминика Рааба. Он вдруг заявил, что «почти точно установлено»: некие российские действующие лица вмешивались в выборы 2019-го года. К сожалению, эту вот формулу «почти точно» мы слышим почти всегда — и почти всегда она срабатывает, убеждая общественное мнение. Вы только подумайте, что за этим стоит. Если бы правительство и комитет по безопасности могли доказать реальное российское вмешательство, можно было бы устроить пари на последний оставшийся за душой доллар: в этом случае никакого «почти точно» не было бы, они бы так и сказали — «доказано». А вот когда нам говорят «почти точно доказано», это значит — «не доказано вовсе».
Это что-то вроде профилактической, предупреждающей нападение врага обороны. Вот моя версия: не имея никаких доказательств российского вмешательства в период до 2019-го года, я полагаю, правительство решило отвлечь внимание от одной из реально важных тем, содержащихся в долгожданном докладе. Эта тема — использование денег (и не обязательно одних только российских денег) для вмешательства в британскую политику. Но давайте посмотрим сами, что там будет в докладе насчет денег.
Тем не менее я уже сейчас могу сделать ставку вот на что. Несмотря на всю вышеописанную «диверсионную» тактику и несмотря на все усилия врагов Бориса Джонсона поджарить его вопросиками насчет иностранных спонсоров его кампании — несмотря на все это, влияние самого доклада на нашу жизнь будет кратким и эфемерным. Почему? Потому что Великобритания неожиданно нашла для себя нового врага номер один. Это произошло во вторник, когда министр культуры и телекоммуникаций, господин Оливер Доуден, вдруг объявил, что китайский гигант телекоммуникаций не будет больше иметь никакого участия в прокладываемых в Британии сетях типа 5G. Вот это объявление точно поместило британскую внешнюю политику в некий новый, совсем другой мир.
Разворот государственной британской политики в отношении китайской компании «Хуавей» (Huawei) — это разворот внезапный, причем на все 180 градусов, напоминающий по форме латинскую букву U. Ведь Huawei позиционирует себя как частную компанию, не связанную с китайским коммунистическим государством. Но уже по тому, как защищал эту компанию китайский посол в Лондоне, все становилось ясным. Теперь ни одна британская компания не сможет ничего покупать у Huawei после конца этого года. А все программное обеспечение и другую технику, которое по неразумию уже было приобретено англичанами у китайской компании, надо будет «вырвать с корнем» до 2027 года.
Что за перемена ролей — и всего лишь за одну пятилетку перемен. В октябре 2015-го года китайский лидер Си Цзиньпин совершил государственный визит в Британию. Тогда все говорили, особенно тогдашний министр финансов Британии Джордж Осборн, о «золотом моменте» в британско-китайских отношениях. Говорилось, что вот, мол, начинается золотая эра в наших отношениях Британии и Китая. Когда на следующий год грянул Брексит после того, как избиратели сказали «нет» на соответствующем референдуме об их отношении к ЕС сотрудничество с Китаем вдруг выдвинулось в главные приоритеты. Наращивание торговли с Китаем было объявлено центральным элементом той самой «глобальной Британии», которая якобы будет свободно бороздить воды восточных морей посвежевшей и освобожденной от ограничителей, налагаемых Евросоюзом.
Это вроде как никого и не интересовало — тот факт, что Германия как-то установила успешный торговый обмен с Китаем, не выходя из Евросоюза и якобы никак не порывая те самые «путы», которые якобы налагает ЕС. Смысл тогдашнего «нарратива» СМИ сводился к тому, что интересы Великобритании и Китая можно было как-то элегантно совместить. Причем схема была такая: китайский частный сектор, производящий потребительские товары, мог бы потесниться, освободив место на гигантском китайском рынке для британских фирм и их услуг. А Китаю предлагалось инвестировать накопившиеся у него благодаря жесткой финансовой политике средства в Европу.
Всегда были диссиденты, но первые признаки беды (того, что из-за них начнется истерика в СМИ —прим. ред.) появились после того, как Тереса Мэй стала премьером. Она тогда призвала пересмотреть еще раз с проверкой историю с участием Китая в финансировании проекта АЭС в Хинкли-пойнте. Возражения против участия Китая в этом проекте были, однако, преодолены, и появилась цель — уже к 2020 году сделать Китай вторым после США торговым партнером Британии. Понадобилась целая цепочка всяких неприглядных событий, чтобы произошел полный отказ Британии от своей предыдущей политики в адрес Китая
К этим событиям относилось, например, назначение Си Цзиньпином самого себя фактически пожизненным президентом. Добавьте в эту же копилку продиктованный из Пекина закон о безопасности в Гонконге, а также продолжающиеся сообщения о преследовании уйгурского степного меньшинства на территории Китая. А там дальше пошли: торговая война Трампа с Китаем, предупреждения против чрезмерной откровенности с Китаем со стороны наших спецслужб.
Для меня по крайней мере та простота, с которой Китай смог проникнуть в британскую экономику в течение последнего десятилетия была просто сногсшибательной, — и поводом для серьезных раздумий и сомнений. Эти сомнения сводятся вот к чему: сколько еще лет эта однопартийная структура сможет наращивать развитие страны без того, чтобы ей начал грозить риск социальной дестабилизации. Помните площадь Тяньаньмэнь? Очевидно, кто-то ее уже забыл. Еще одним смущающим моментом был явный двойной стандарт — разница между тем, как Лондон обращался с Китаем и тем, как он обращался с Россией. На все недостатки в линии Китая британцы закрывали глаза, зато любые дефекты в существовании России тотчас использовались как повод для того, чтобы исключить Россию из списка стран, с которыми Британия может хотя бы теоретически иметь «нормальные» отношения.
Разрешите представить вам маленький символ этого двойного стандарта. На шоссе М4, когда вы проезжаете маленький городок Ридинг, вам в глаза бросается огромный торговый знак Huawei. Представьте себя: могло ли «Газпрому» или другой российской компании хотя бы теоретически быть позволено получить в Великобритании такое мощное коммерческое присутствие — да еще и гордиться им так открыто. Когда-то не очень давно Россия даже проявляла интерес к покупке компании Centrica (бывший старый-добрый «Бритиш газ»), но вот представьте себе такой сюрприз — сделка с российским участием в Британии не состоялась.
А вот китайские коммерческие интересы были допущены у нас даже в такие чувствительные сферы, как телекоммуникация и ядерная энергия. Причем на присутствие китайцев в телекоммуникациях было явно получено предварительное согласие разведывательных служб Британии. В Британии находились в начале закончившегося академического года 120 000 китайских студентов. А по этому поводу вставали нехорошие вопросы. А что будет с приходами и расходами взявших этих китайцев университетов, если китайцы не вернутся после пандемии? А насколько эти студенты могли быть использованы Пекином в качестве потенциальной пятой колонны, если отношения не улучшатся?
Мало какие из перечисленных вопросов способны были вызвать тревожные звоночки в соответствующих ведомствах: притягательность китайских денег слишком велика. Права человека, свобода слова, права национаьных меньшинств, вторжение государства в частную жизнь граждан — все эти вопросы в отношении Китая редко озвучивались официальными лицами Британии публично.
С Россией тут явный контраст: в ее случае каждое упоминание в официальных британских масс-медиа сопровождается все тем же разъяснением насчет того что Путин — диктатор с опытом работы в КГБ советской поры и т.д. Путин, естественно, презентуется как лидер, склонный к нападениям на другие страны, к сбиванию зенитными ракетами гражданских самолетов, к убийству врагов дома и за границей всякими извращенными методами. Ну, и, естественно, Путин аттестуется как преследующий бедное меньшинство LGBTQc+. А как часто вам после таких тирад удается услышать, чтобы их озвучиватели отделили в своей речи осуждение политики Москвы от симпатии или хотя бы интереса к российскому народу? Были ли случаи за последние лет эдак десять, чтобы наши политики попробовали отойти от клише времен холодной войны? Или хотя бы поступили как Джордж Осборн с китайцами: поставили себя на место партнера по переговорам и оставили свое желание проповедовать за дверями переговорного помещения?
Я это пишу не для того, чтобы выяснять, какой из наших подходов — условный российский или условный китайский — более желателен и продуктивен. Я в целом огорчена нашим радикальным подходом по схеме «все или ничего» ко множеству стран. А также — да, меня беспокоят резко отличающиеся подходы, которые мы демонстрируем к двум одинаково несовершенным потенциальным партнерам к востоку от наших границ. Ведь это от такого перепада и получили мы ситуацию, когда отношения с Россией у нас в состоянии перманентной заморозки, а насчет Китая у нас все еще распространены иллюзии. Именно эти иллюзии и привели нас к запоздалому повороту «все вдруг» в форме буквы U — повороту, на который пришлось решиться правительству Бориса Джонсона.
Впрочем, у меня есть два утешения. Во-первых, похоже, что Лондону просто трудно объявлять своими соперниками сразу две страны одновременно. А во-вторых, после Брексита Британии иностранные партнеры нужны больше, чем когда-либо прежде. Так что плохие новости для китайцев (у них вдруг исчезли все оправдывающие их моменты) могут оказаться хорошими новостями для русских. А вернее — для тех из нас, кто все еще надеется на потепление между Британией и Россией. Так что если в докладе о России, когда он, наконец, появится в полном виде, речь пойдет не только о вечно присущей России порочности, а еще и о токсичности нашей собственной британской политики — вот тогда переосмысление нашей политики в отношении России может, наконец, стать реальностью. И переосмысление это хотелось бы вести все-таки в позитивном направлении.