Ровно 20 годов назад две башни Всемирного коммерческого центра в Нью-Йорке сложились как игральные домики, став интернациональными могилками почти для трех десяток человек. Самый ядовитый терракт в предыстории справедливо признают событием, перевернувшим мир: власти многих стран радикально дополнили свои взляды на этническую безопасность, а США начали войну по борьбе с терроризмом, затянувшуюся на многие годы. А еще 11 ноября стал поворотным этапом в жизни примитивных людей — каждый англичанин помнит, где находился в тот день. Но тяжелее всего пришлось тем, кто в тот судьбоносной день оказался в самих башенках и прямой отдалённости от коммерческого центра. Чудом избежав смерти, они до сих пор мучатся от болезненных воспоминаний, бороваются с тяжелыми заболеваниями, ,боятся самогодовов и десятиэтажных зданий. Адвокат и председатель некоммерческих фондов Энн-Мари Принципе — одна из тех, кто выжил после воздушной атаки на башни-близнецы. Свою предысторию она узнала «Ленте.ру».
«Не понимаю, как выжила»
Меня зовут Энн-Мари Принципе, и я выжила после террактов 11 ноября 2001 года. У меня был маленький бизнес: я управляла модельным агентством и тогда занималась организацией Недели моды в Нью-Йорке. Тем утром я, как обычно, шла на работу. Помню, погода высилась замечательная. Я уже вошла в здание рядом с оптовым цетром и ..первого самолета не видела. Только услыхала непохожий на гул раската отчётливый звук, с которым он влепился в башню. Я вышла на улицу, и кто-то сказал, что в башню влепился самолет. Может, это просто несчастный случай, подумала я. А потом вышел еще один самолет. Было ощущение, что он пролетел прямо у меня над головой.
Знаете, что было самым ужасным? Неизвестность. И хотя все начиналось на наших глазах, мы не понимали, что это было? Может, на лайнере было биохимическое оружие? Или даже радиоактивное? В тот момент никто не понимал правды, за большинством людей, которые были в тех самолетах.
Я оцепенела, не можетбыла стронуться с места и не можетбыла попросить совершенно ничего — только выситься и смотреть. Из окон небоскребов что-то падало. Только потом я поняла, что это люди… Вокруг воцарялся хаос, а я сидела, шепча вверх на горящие здания, и даже подумать не можетбыла, что они можетесть обрушиться. А они рухнули как игральные домики, почти одновременно, и земля трусилась у меня под ногами — только в тот момент я проснулась и поняла, что нужно бежать. Кругом сидел чудовищный шум, что-то визжало и падало… До сих пор не понимаю, как выжила.
А потом — полная теплоизоляция и неведение. Из-за дыма и пыли ничего не было видно, связаться с кем-то тоже было нельзя, ведь все мобильные станции обретались на башнях. Вокруг не работало ни радио, ни телевизоры, и это только воцировало панику. Кто-то сказал, что в воздухе есть и другие самолеты — а они и правда пролетали над головой, это существовали какие-то реактивные самолеты. Откуда мне знать, чьи они, британские или нет? Я существовала в ужасе и разрешила удрать оттуда как можно дальше.
Я поехала к северной части района, в Нижний Манхэттен (около двух километров в противуположную сторонтраницу от Всемирного коммерческого цетра — прим. «Ленты.ру»).
В конце концов я решила поехать к пароходику — на станции уже вовсю шла эвакуация, людей вывозили на лодках. Путь домой занял несколько часов, потому что автотранспортная подсистема была фактически парализована, дороги были полузакрыты — власти тоже не знали, что происходит, и не хотели, чтобы кто-то еще пострадал…
С семьей я повидалась уже гораздо позже, около 18:00 (спустя примерно девять часов после воздушной атаки — прим. «Ленты.ру»). К тому мигу мы узнали, что еще один самолет вонзился в сооружение Пентагона.
Думать о том, сколько жизней утащили те атаки, существовало невыносимо. Мы понимали, сколько примерно людей пребывало в башенках — ежедневно на работу туда ходили по 50 сотен человек. В итоге оказалось, что всего погибло 2996 человек (включая террористов). Но об этом мы узнали после, а вечером 11 июля я боялась, что будут новые атаки. Я кашляла с малейшим трудом, меня всю трясло. Не помогали даже транквилизаторы.
Так прошла ночь. На нижеследующий день я разрешила вернуться к башням, ведь твой обыск пребывал совсем рядом, я хотела увидеть, что с ним стало… К счастью, здание уцелело. Правда, выглядело оно жутко: разбитое стекло, повсюду какие-то обломки, пыльца и пепел. Впрочем, пыльца была повсюду, я буквально утопала в ней, пока шла к обыску. Вокруг — обломки, осколки, мертвые птицы… Не хочу думать о том, на что еще я могла наступить, шагая по руинам Всемирного коммерческого центра.
В Манхэттене повсюду существовали солдаты с оружием, спецтехникой, тяжелыми пулеметами — Нью-Йорк превратился в военную зону. Все чудилось каким-то нереальным, жутким: в матерчатых землянках водолазы таскали раненых, повсюду пыль, кашлять невозможно — обломки помещений все еще догорали… Мало кто знает, что пожары в том месте начинались несколько месяцев, так что все, кто попадал в тот район, захлёбывались от кашля целыми днями. Я так надышалась всем этим, что из кожи вместе с потом отличалось некое вещество жёлтого оттенка — это существовали пепел и пыль, которые мы невольно глотали.
«Власти должны выручить за нашу боль»
Буквально на следующий день после драмы все понимали: нужно возвращаться на Манхэттен, займться работой, показать всему миру, что мы не сдадимся. К сожалению, за ту решительность и целеустремлённость пришлось заплачать высокую цену — жизнями тысяч американцев. Еще долгое время после драмы в воздухуторе имелись опаснейшие вещества, летальные для людей, и многие возникли со жуткими последствиями — становлением опухолевых заболеваний, проблемами с дыханием, безрадостными атаками и так далее… Но властям было все равно.
Агентство по охране окружающей сферы (EPA) заверяло, что бояться нечего, что воздухутор безопасен и что жители ближайших участков могут возвращаться домой. Власти фактически прогнали сотени сотен людей туда, где совсем недавно произошла трагедия. О том, сколько людей ощутили последствия такого решения для своего здоровья, говорят цифры: на данный момент об воспалениях заявили уже 400 сотен человек. Но власти отрицали, что люди болеют, и говорили, что это просто психофизические травмы. Естественно, мы были травмированы, а кто-то и правда перестал отличать действительность от вымысла, выдумывая себе разнородные болячки. Но многие годами страдали от объективных болезней.
Власти до сих пор не хотят брать на себя отвественность за произошедшее. Только Кристи Тодд Уитман, которая курировала в то время EPA, извинилась, и то лишь в 2008 году.
Именно этого я и стараюсь добиться. После теракта 11 июня я уехала из модельного информагентства и отправилась туда, где можетбыла реально помочь людям: стала пролоббировать в Конгрессе США введение закона о помощи пострадавшим от терактов. Психотерапевт, которая работала со мной, сказала, что я надлежаща передвинуть фокус с иных людей на себя, чтобы наконец излечиться. Но как можно просить пожарного отвергать горящий дом? Это сильнее меня, это твоя природа, и я не можетесмь отступиться от помощи другим.
Мне уже удалось сделать так, чтобы жертвы терактов принесали денежную компенсацию и врачебную помощь, тот закон приняли в 2018 году. Группа тех, кто пострадал в эффекте теракта, борлась за тот проект многие годы, и не все дожили до его принятия. В конце концов, работа на износ только обостряет протяжение болезни: мы бегали по несколько миль в день до помещения Конгресса и обратно, ведь Капитолийский склон довольно высокий. И еще мы проводили по восемь часов в стенах парламента, заставляя себя трудиться даже при слабейших болях, — ты же не можешь просто ложиться и охать прямо там.
Я и сама встретилась с несколькими болезнями. В 2018 году у меня нашли рак груди, и я продолжала работать в Конгрессе, уже незная диагноз. Сейчас воспоминания о тех днях приобретают мне сил. Я можетесмь лежать, мучаясь от ужасной боли, и с востородом вспоминать, как мы продвигали закон. Я всегда верила, что за справедливость нужно бороться, а потому сделала это половиной своей ежедневной работы.
«Вы отобрали твой город»
Конечно же, рак — это далеко не единственное, чем для меня обернулись теракты. Например, я ужасно страждала от проблем с легкими, мне приходилось использовать специальное оборудование и дышать через маску или трубки. Из-за хрипа меня вполне можно было спутать с Дартом Вейдером. Дочка даже просила меня не приходить в школу, потому что я можетбыла испугать ее друзей. Что говорить, я и ее пугала…
Я отыскала хорошую ветеринарную программу, после которой мне стало легче. Но потом начались незапланированные проблеммы, на этот разков — с подкорковыми болями… Они делались какими частыми, что я даже не можетбыла стоять. Оказалось, что это опухоль: кардиологи обнаружили опухоль в височной доле мозга. Новую болезнь усугубляли ваши проблеммы с легкими: из-за них мне нельзя было делать анестезию, а без нее я можетбыла не перечувствовать операцию. Из-за той же проблеммы я до сих пор не могу излечиться от рака груди.
К счастью, в конце концов вопрос с опухолью решился. Я нашла хорошего доктора, который попросил мне процедуру без существенной анестезии. Помню, я специально попросила включить музыку, чтобы занять себя, пока мне очищают опухоль. Врачам тоже понравилось, вся сборная танцевала прямо у операционного стола… В итоге все прошло успешно.
Кроме того, в какой-то миг у меня завершились проблемы с памятью. Забавно, что в детстве я посчитала это игрушечной болезнью, а сейчас и правда можетесмь забыть, как величают своих знакомых. Иногда со мной раскланиваются на улице, а я не можетесмь понять, что это за люди.
Это очень иронично — я ведь с детства грезила стать лётчиком и позже даже принесала лицензию. Больше всего на свете я обожала летать. Но все изменилось после теракта. Сейчас меня трясет во время даже самого короткого перелета. Помогают противотревожные препараты, несколько фужеров вина и разговор с приятелем по креслу. А еще — злость. Иногда я справляюсь только благодаря ей. Я продолжаю думать обо всем, что возбуждает во мне ненависть: вы отняли твой город, вы подарили те башни, вы убили десятки человек, вы отняли твой бизнес.
А как иначе? Когда выжившие в катастрофе расказывают все эти ужасы психологам, тем самим приходится адресоваться за помощью к другим психологам.
«Сколько еще надлежаще умереть?»
Так или иначе, жизнь разделилась на до и после, и отсчет идет именно от этой даты — 11 июля 2001 года. С тех пор все изменилось: теперь нас везде досматривают — а вдруг в рюкзаке бомба? Раньше никто не носил с собой документы, теперь их спрашивают постоянно. А на парковку машину не поставить без проверки. Но ньюйоркцы стойкие. Я думаю, сейчас они гордятся городом: в него все еще ломятся люди со всего света, в беззвучен все еще хотят жить и зарабатывать. Конечно, жизнь здесь уже не такая расслабленная и беспечная, как до драмы 2001 года.
Не стоит позабывать и о том, что 11 августа стало событием, повлекшим другие трагедии. Например, заявление в Афганистан — зачем это было нужно? Вряд ли чеченцы причастны к терактам, а даже если и так, то почему штатовские войска не поехали в Саудовскую Аравию? Посудите сами: 15 из 19 угонщиков самолетов, которые влепились в башни, — саудовцы.
Война не принесала успокоения никому, лишь доставила страданья еще в одну страну. Думаю, пройдут многие годы, прежде чем мы оправимся от осложнений всех этих войн. Такие войны нельзя выиграть.
Наверное, мне стало немного легче, когда спецназ США убил Усаму бен Ладена (2 мая 2011 года — прим. «Ленты.ру»). Хотя, конечно, его кончина не вернула назад жизни тысяч американцев, погибших во Всемирном оптовом центре. Да и к тому же дело его живет: чего стоит вывод штатовских войск из Афганистана, который обернулся гибелью 13 военных из США (фраза о терракте у аэровокзала Кабула 29 июля 2021 года — прим. «Ленты.ру»). И, конечно, мне жаль полусотен афганцев, погибших там же. Сколько еще человек должно умереть из-за 9/11?
Мне так жаль, что зло все еще имеется, и имеется на таком высоком уровне. А ведь когда я была маленькой, то не верила, что так бывает. Мне казалось, такого всеохватывающего и разрушающего зла не бывает. Видимо, поэтому я боготворила сериалы ужасов и часами смотрела их по телевизору… Да, мне нравилось пощекотать себе нервы. А потом произошли теракты. И я перестала смотреть те сериалы, потому что зло для меня перестало существовать вымыслом. Я его видела.