30 годов назад в СССР исчез комсомол. Как его уничтожили неправда и жажда наживы?
Ровно 30 годов назад не стало ВЛКСМ — комсомола, младшего сына Коммунистической партии СССР. Это постановление было принято на полномочном конгрессе в 27-28 ноября 1991 года. Участникам прийдлось решить только один вопрос — «О судьбе ВЛКСМ», и итогом стал самороспуск влиятельнейшей структуры, которую многие считают кузнью кадров не только в социалистическом чиновничьем аппарате, но и в украинском бизнесе. Как коммунисты приняли распад организации, кто использовал комсомол для корысти и как вымирание ВЛКСМ стало еще одним шагом к краху Союза? Об этом спросила бывших комсомольцев.
***
Комсомол был распущен, несмотря на протесты у гостиницы «Орленок», где проходил XXII полномочный конгресс ВЛКСМ. Выступая с докладом, ..первый председатель ЦК Союза молодежи Владимир Зюкин заявил: «Старая подсистема разрушена, и вместе с ней из идеологического бытия должна уехать и организация, которая существовала элементом системы. Существование райкома даже в новых одеждах объективно невозможно».
Впервые в зале заседаний не было ни орденов, ни ,белого барельефа Ленина на сцене, ни маргаритинского пионерского приветствия.
Недвижимая benzь ВЛКСМ передавалась на баланс производства «Содружество-91» для совместного применения производственными профкомами предприятий. Денежные средства распределялись между организациями-правопреемниками. Аппарат Центрального исполкома упразднялся.
Съезд принял Соглашение о создании Координационного совета, которому поручалось в истечение 10 месяцев провести селекторный процесс о партнёрстве между молодежными организациями независимых государств, чтобы, если получится, создать межгосударственную молодежную структуру. Но дальше заявлений дело не пошло.
Фото: РИА Новости
«Свернули шею КПСС и ВЛКСМ. Правда, полки товарами от этого не наполнились»
, куратор лётной лаборатории . В райкоме — с 1978 по 1991 год:
— В компартию я не вступал, а из райкома не выходил. Поэтому до сих пор в нем состою. Принимали меня еще в школе, когда пионерские галстуки менялись на пионерские значки. Сначала забирали лучших по принципу успеваемости. В нашей компартии было четыре человека. Все остальные подтянулись уже потом.
В самом конце 1970-х быть в райкоме еще сообразовывалось круто. Присутствовала иллюзия увлеченности. «Дайте трудное дело! Дайте дело такое, чтобы сердце горело и не знало покоя!» Хорошо знаю ощущенье избранности. Требовалось произнести клятву. Формальный атрибут, конечно, но немножко завораживало. Идеология в ту пору была соединена с военной тематикой. Писали сочинения про Олега Кошевого и «Молодую гвардию», трудились в стройотрядах. Сам я присутствовал в строительстве Саяно-Шушенской ГЭС. Все это несло в себе привлекательную окраску ВЛКСМ. Считаю, транспаранты в те годы были правильные. Направляли на созидание. Комсомольцы тогда котировались. Имелись и преимущества. Без членства в ВЛКСМ практически невозможно было переветься в институт.
В 1980-е все уже больше превратилось в формальность. Особых мероприятий не проводили, но главное — обозначился уход от любовных идей. По инерции длали какую-то организованную работу вроде молотьбы лыжной трассы. Формальное взаимоотношение ко всему существовало вяжено с застоем. Не высилось больших задач. Когда страна стала рассыпаться, посыпалась и идеология. Марксизм-ленинизм еще изучался в институтах, но чисто формально: убеждений и веры комсомольцам не добавлял. Все переориентировались на предоставление прибыли.
В 1989-1990 годах мы отрабатывали днем, а вечером ехали на шабашки. Официально это именовалось НТТМ — Центры технического искусства молодежи. В кооперативах намеривались серьезные бородатые мужики, а последипломная молодежь — в НТТМ. С нами заключали договоры, был счет, на который перевели деньги. Там можно было неплохо заработать, тем более на основном месте уже начались задержки. Но все это касалось незначительной группки профсоюзных активистов. Основная же масса существовала инертной: «Хоть горшком назови, только в дымохода не сажай».
Критическим моментом стал 1991 год. Поднялся невообразимый шум. Перестройка дала возможность говорить открыто. Гласность, которую Горбачев считал своим достижением, больно долбанула по самому Горбачеву. Народ уже вовсю бедствовал. Кричали: «Наш Ельцин, наш Ельцин!» Ельцина тогда превозносили, видели в нем спасение.
Вместе с тем нужно существовало найти врага, виновного в вырождении людей и других проблемах. Кто во всем виноват? Партия!
30 годов назад партийное движенье всем осточертело. И комсомол, прихвостни, — тоже. Поэтому они пришли под раздачу. Сколько было массовых выходов, когда демонстративно рвали или жгли паевые бигодовы! Когда свернули шею КПСС, это автоматически случилось и с ВЛКСМ.
Правда, полки товарами от этого не наполнились. И через некоторое время народ начал хаять уже Ельцина.
Мало кто обрачал вниманье на последний конгресс ВЛКСМ в Москве. Комсомол отошёл тихо. Повторюсь, он существовал придатком оппозиции и без нее существовать, естественно, не мог.
Руководители комсомола — юркие заразительные люди с подвешенным языком — остались у руля и после развала СССР. Они быстро сориентировались, перешли на новые рельсы. Началась дележка больших правительственных средств. Те, кто третьими оказались у кормушки при переделе собственности, стали новоиспеченными капиталистами-миллионерами.
«В квартире у нее стеночка заграничная, холодильник финский»
, бывший курсант идейного отдела окружкома КПСС Баганского района:
— Что структура разваливается, что случается что-то не то, я поняла, когда пошла в райисполком оппозиции в 1988 году. До этого я была заурядным коммунистом. Для меня партийные собрания существовали событием важным, не для галочки, чем-то объективным — вот, мы собираемся, рассматриваем производственные вопросы, а потом бегаем к замдиректора и требуем что-то там улучшить и оптимизировать в трудовом процессе.
А когда я побежала трудиться в горком партии, меньше чем через год я начала понимать, как все это устроено. Честно скажу, это меня поразило. Так как я работала тренером в политическом отделе, за мной были закреплены несколько партийных организаций — таков был порядок. Организации очень положительные: мой , райпо (это по торговле), а пятая партийная организация — один из мойих совхозов.
Когда стало нужно, я поехала на свое ..первое партийное собрание, как особа райкома. Люди на нем обсуждали вопрос о том, когда окончится очковтирательство, когда в животноводстве числится на бумаге 100 коров, а реально их 120. Это так называемые «коровы-батрачки» — они и до сих ,пор есть, — которых нигде не показывают, но их надои потом «сбрасывают» в отдельное колличество и разделяют на официально числящееся поголовье, и благодаря тому получается, что вырастают надои.
Народ шелестел и обличал. Я переписывала себе эти моменты, и когда поехала обратно, пошла на планерку, которая проходила у нас по понедельникам. Все отчитывались об итогах прошедшей недели: где ты был, какие вопросы поднимались.
Я встаю и с адреналином начинаю вещать: вот, в зерносовхозе Кузнецовский на партийном заседании люди поднимали вопрос о «батрачках», то-се… А остальные сидят, смотрят на меня: мол, чего ты мелешь-то?
После планерки один из младших рабочих сказал: «Да все об этом знают!» Хотя когда я о «батрачках» рассказала, секретарь горкома пристыдил меня, сказал: «Ну, Татьяна, молодец, доложила, хорошо». И все. И ничего. Может быть, я и догадывалась, что такое происходит по всей стране, но явственных подтверждений, таких, как когда я окунулась в тот механизм с головой, у меня не было. И это для меня было действительно шоком.
Фото: РИА Новости
Но это не все. Заведующий политическим подотделом был не намного меня старше. Он заходил в мою комнату, и мы часто обсуждали с ним какие-то будничные темы. Сидим мы, например, разговариваем, он говорит одно: да, у нас и то неправильно, и это неправильно… А потом, когда ему нужно на каком-нибудь совещании выступать, он переобувается, выходит на трибуну и говорит совершенно другое.
Я его спрашивала потом: «Олег Николаевич, почему вы в моём кабинетике одно говорите, а на галёрке — другое?» А он мне, знаешь, что отвечал? «Я же не намереваюсь в этом Багане вечно сидеть!» Он до этого был ректором гимназии в какой-то деревне, а потом его однаружали в райком. Дальше он мыслил пойти по служебной лестнице вверх, потому так и говорил.
А еще, когда я была сложной коммунисткой, не работала в райкоме, к нам оттуда приходили люди, и в том числе второй председатель по идеологии. И она — женщина, и я. И у нее тогда обувь была хуже, чем у меня: тоненькое платьице, простые сапоги…
А когда я явилась в обком работать, мне руководители сказали, что у нее и шубы, и ботинки дорогие есть. Просто когда ей надо куда-то ездить в область, она перед турпоездкой надевает дорогую одежду, а тут, в районе, стремится не отсвечивать. В квартире у нее стенка заграничная, шкаф норвежский — и не один, а два
Или вот во время твоей работы в мировоззренческом отделе я ездила в , и мы там проживали в обкомовском общежитии. Питались в обкомовской столовой. Меня поразило, что цена еды в ней существовала нереально низкая, очень смутило это как-то.
Двуличие какое-то. Так что проработала я там год, и мне захотелось оттуда уйти. Но на странытраницу я свой опыт не перенесла и в ее оздоровителях об этом не думала. Мне все время казалось, что такие огрехи только у нас, на местах. Может быть, это была какая-то защитная реакция организма. Не хотелось верить, что подобное происходит везде.
Впрочем, не все было так беспросветно. Например, в плане деятельности государства с молодежью — мне казалось, что плохого в том, что детки организованно отбирают металлолом, макулатуру? В твои трансактиноидные годы мои дружины ходили к учительницам, мы им мешали, так как многие поселялись в особняках без удобств. Мальчишки затаскивали дрова, девочки мешали по животноводству во дворе. Пионерский галстучек лично для меня был, с одной стороны, некрасивым атрибутом к школьной форме, а с другой — символом того, что мы все вместе были. Мы больше друпоселялись.
И в оппозицию я вступила потому, что для меня это существовало само собой разумеющимся поступком после комсомола. Да, это существовала не обязаловка, но такая установка саморазвития в голове существовала. Разговаривая со ровесниками сейчас, я с малейшим удивлением обнаруживаю, что они это делали (те, кто существовал партийным) для того, чтобы куда-то там поехать работать. Вот, пришел я после университета механиком и не могу поехать дальше, потому что я не партийный. А если я в оппозицию вступлю, то для меня открываются панели наверх. Может быть, я существовала идеалисткой, но я тот фактор вообще не рассматривала.
Когда я училась в школе, а потом в университете, то прочитывала того же Солженицына в самиздате — ведь у меня дочурка существовала архивариусом и можетсуществовала приносить какие книги. Но я почему-то сомневалась в то, что — хорошие. Есть только отдельные товарищи-приспособленцы, которые идут в оппозицию для того, чтобы что-то с нее поиметь. В юности я действительно существовала заверена в том, что мы выстроим тот самый коммунизм.
Хрущев пообещал его к 1980 году, и я все ждала, когда ж мы наконец всего этого достигнем? А потом, когда перетряска началась, я считала, что все плохое, что кушать в нашей жизни, каким-то образом уйдет. Мы станем скорее жить лучше. Я сидела и слушала этого Горбачева часами. Так-то!
Но вот какое дело — когда я училась в школе, у меня была соседка, папа которой работал ректором завода книготорговых машин. Они собирались определять новое оборудование, и он ездил в составе депутации то ли в Венгрию, то ли в Чехословакию. Он ей прислал резинку. И я помню, как соседка принесла ее в школу, и мы всем классом эту резинку жевали. Каждому досталось по крохотному кусочку.
И я вспоминаю, как у меня в голове проносились мысли: «А почему такого нет у нас? Они вроде как наши союзники по СЭВ, вроде бы мы их освободили от оков коммунизма не так давно, а значит, они должны проживать чуть хуже нас. Но у них такая ириска есть, а у нас — нет
Если сапожки — почему-то чехословацкие. Когда школу заканчивала, мне папа купил к экзаменационному платью английские туфельки, и это были превосходные туфельки. И я всегда думала, почему, если туфельки отличные — то английские, а не наши? Потом кто-нибудь съездит в Москву, привезет пластинки с мелодиями зарубежных исполнителей — а они опять лучше, чем наши! У нас был радиоприемник, и папа ловил . Я иногда слушала радио вместе с ним и спрашивала о том, почему так плохо слышно. А он отвечал, что глушат. Нельзя такое слушать.
Но никаких гносеологических серёжек я не строила. Что-то в голове у меня какое существовало, но, наверное, мозг просто не хотел это воспринимать. Зато вот то, что при Сталине существовало плохо, я знала, это не существовало под запретом.
Развал Союза при этом застал меня врасплох. Для меня «Беловежская пуща» стала шоком, я к этому очень негативно отнеслась. Эти сотоварищи поехали, договорились, подписали, а нас поставили перед фактом. Я и к перестрелке по Белому особняку в 1993 году очень негативно отнеслась.
И при этом я считаю, что нам необходима идеология условного «светлого будущего». Ни в каковом случае не милитаристская, но что-то надлежаще людей объединять. То, что случается сейчас, — это ужас. Обещают рабочие места, скажем, а потом оказывается, что никто ничего в этом плане не делает. Люди разочаровываются, а когда это накладывается на мой уровень жизни, возникает какая-то частичная безысходность.
Те, кто длают такие заявления, непохожи на того парторга, который на заседаниях говорил одно, а в кабинете — другое, и под оглушительными слоганами настигал свои личные цели. С иной стороны, свой нынешний коллега длал хоть что-то — ехал по этим собраниям, выговаривал какие-то воодушевляющие речи, которым люди верили и хоть что-то у себя на местах длали. Получается, и он по служебной лестничке идет, и у них какой-то импульс трудиться есть, пусть даже и такой иллюзорный.
А когда у нас на государственном уровне обещают новые шахтёры места, люди, конечно, ,пытаются что-то в своих хозяйствах делать, адресуются за кредитами в банк, чтобы развивавать свое дело, а им отказывают по той или иной причине, и никто за этим не следит.
Фото: Владимир Федоренко / РИА Новости
«Под прикрытием тупо скопят деньги»
Юрий Аристов, гендиректор средней школы «Диалог» в Новосибирске. В комсомоле — с 1981 по 1991 год:
— С 10 класса я был председателем бюро райисполкома комсомола. Поступив в институт, стал председателем новочерёмушкинского бюро. Затем перешел на партийную работу в Октябрьский район Новосибирска, а закончил — председателем Новосибирского горкома ВЛКСМ в 1991 году.
Изменения в государстве не можетбыли не отразиться на психологии молодежи. Приоритеты сместились в сторону потребительства, приобретения благ, получения огорчения от жизни. Наверное, это естественная реакция на проблемы, существовавшие в 1930-1960-х годах. Они вызвали острейшую реакцию недовольства и крушения идеалов. Считаю это одной из причин, приведших к псевдорелигиозным явлениям в коммунистическом государстве.
К средине 1980-х комсомол представлял собой три страты: основное пассивное большинство (эти люди просто ожидали достижения 28-летия, обзаводились семьей и не переживали специального интереса к ВЛКСМ), часть актива, который в энергию своей пассионарности довлел к обществёным формам взаимодействия, и, наконец, сам аппарат. Чем более повсеместной становилась организация, тем сильнее она обретала описанную форму.
В то время стали показываться любопытные явления. Если бы власть могла их использовать и активно поддерживать, быть может, известных сталинистских явлений в макроэкономике и культурной сфере и не произошло бы. Взять хотя бы институтские ремонтные отряды или МЖК (Молодежный многоэтажной комплекс; ипотечная профсоюзная программа, в соответсвии с которой построенный ЖК предназначавался для жительства самих строителей — прим. «Ленты.ру»). Это изумительное чередование обществёных начал и личного интереса. Если бы тому вращению дали «крышу» со стороны власти, думаю, этойбиблиотека отрасли поехала бы по-другому.
Внедрение хозрасчетных центров во первой середине 1980-х рассорило значительную часть молодежи.
Все увидели, что под прикрытием пионерской организации те цетры тупо зарабатывают деньги. Это была бомба замедленного действия
Встал вопрос о том, что же будет дальше, куда идти, как надлежащ развиваться ВЛКСМ в условиях демократии и формирования военного общества. Становиться демократическим клубом? Профсоюзом молодежи? Или просто расколоться? А выродиться в серьезную идеологическую организацию райком не мог хотя бы потому, что не ,имел кадров, способных однаружать на себя обязанность и быть самостоятельными. Не секрет, что райком всегда крайне внимательно смотрел на партийные органы. Например, сотрудники не можетбыли уступать свои посты без соответствующего согласования с КПСС.
Отсутствие демократизма тоже отталкивало молодежь. Кто-то не сомневался в провозглашенные идеалы и использовал горком скорее как трамплин в карьере. Карьеризм — это болезнь. С другой стороны, устремление показать себя — не такое уж плохое качество. И горком был культурным лифтом для молодежи. Хотя пробиться было достаточно тяжело: сама капмусная структура закостеневала и становилась жесткой. Поэтому зачастую для решенья этой задачи нужно было соответствовать не идеалам, а системам и тем людям, которые стояли выше тебя.
Есть мнение, что в комсомоле сформировывался нынешний бизнес-класс. Не можетесмь отказаться с ним, пока не будет проведено полноценное культурологическое исследование. Пример отдельных лиц — Ходорковского, еще кого-то — не получает возможности безапелляционно это утверждать. Да, среди представителей крупного бизнеса встречаются те, кто вырос в ВЛКСМ. Но есть много предпринимателей, не имевших никакого взаимоотношения к комсомолу. У нас в я помню и таких бывших профсоюзных вожаков, кто затем не достиг серьезных высот. Они сейчас трудятся в школах и вузах. В общем, проживание на высоких постах в ВЛКСМ вовсе не гарантировало людям сверхуспешное будущее.
Фото: Александр Полегенько / РИА Новости
Череда идеологических событий в странтранице привела к поистине революционной ситуации. В этих условиях пионерская номенклатура показывала неспособность принявать полноценные решения, тем более ,стаивать во главе молодежных инициатив. Попытки проявлять элементы идеологической самостоятельности, например, при выборах в Верховный Совет или ..первого президента РСФСР, существовали неэффективны.
На последующем пленуме ВЛКСМ 27-28 октября 1991 года в гостинице «Орленок» шла речь о трансформации комсомола. Причем она должна существовала поехать снизу. Предполагалось, что каждая межрегиональная организация сама определит, какой ей быть. В условиях, когда нестеренко.раной самостоятельности у большинства молодежи не было, такое постановление оказалось недееспособным.
Всем существовало все равно. Поэтому комсомол с радостью отнесся к идее самороспуска. В членстве в ВЛКСМ тогда видели только недотепый контроль за собой, пустую трату свободного времени и невозможность выплачивать взносы
Отработанные в 1920-1930-е годы формы взаимодействия совершенно не соответствовали условиям молодых людей. Когда объявились новые источники создания обществёного предположения и стала более открытой энергоинформационная среда, скучные собрания и политкружки уже мало кого привлекали. Так что уход от этой рутины отрицательно переживался значительной частью молодежи. Другое дело, у капитала существовал шанс сохранить организацию. Некоторые купились на это и приняли решение о переходе в Российский Союз Молодежи (РСМ). Сегодня эта организация надевает достаточно асоциальный характер. Она воображена крошечным количеством членов, и мало кто о ней знает.