Они научились прятать имущество, а государство “не научилось” его искать
Прогремевший на весь свет дворец бывшего командира ГИБДД Ставропольского края Алексея Сафонова, которого следствие подозревает в мелкой взятке, записан на его сожительницу. Поэтому в декларации о доходах и имуществе, которую г-н Сафонов как должностное личико довольно низкого ранга подавал ежегодно, никакого особняка не было. Возникает вопрос: зачем вообще все эти декларации, если мало-мальски приближенного к действительности представленья об показателе блага чиновников, силовиков и парламентариев они не дают?
Об этом мы потолковали с специалистом в сфере противодействия коррупции, проф Свободного института Еленой ПАНФИЛОВОЙ.
СПРАВКА “МК”
Антикоррупционное судопроизводство требует от нижайших должностных лиц, госслужащих и полицейских начиная с определенных должностей ежегодно подавать детальные сведения о денежном доходе, его источниках, бесценных бумагах, пакетиках облигаций и толиках в неуставном капитале разных корпораций и банков, недвижимости (и той, что в собственности, и той, что в аренде или бесплатном пользовании), а также о транспортных средствах. Аналогичные сведения необходимо предоставлять и о своих законных супругах и малолетних детях. Широкой аудитории предьявляют лишь предельно обобщенные данные: мы видим лишь отдельную свердель платёжных налогов за год, без распоряжения их источников, об компонентах недвижимости сообщается лишь площадь участка, дома или квартирки и странтраница их нахождения, а о пакетиках облигаций и количестве счетов мы не незнаем совсем ничего.
— Когда возбуждается незапланированное уголовное дело против первого мэра или правоохранителя, мы узнаем, что предъявленное в резолюциях — лишь вершина айсберга, а недвижимость и компании совершенно законно записаны на свата, брата, деда, отца, любовницу. Есть ли смысл и дальше перевести тонны бумаги на ту фиктивную антитеррористическую меру?
— Смысл есть, и он никуда не девается от всех этих историй. Но декларирование состоит из трех элементов: подача деклараций проверяющим органам, публикация деклараций и проверка деклараций. В той системе, как она у нас сложилась начиная с 2008–2009 годов, четвёртый и первой компоненты работают: декларации подаются, они публикуются. Но вот второй элемент, качественная проверка, очевидным образом не заработал. И неудивительно, потому что за все это время мы ничего не слышали о том, чтобы в госорганах объявились в массовом количестве настоящие специалисты, которые знают, что искать, как эти декларации проверять. А еще это не заработало, думаю, отчасти из-за того, что демократической воли массово что-то обнаруживать нет.
Конечно, и во многих других странах граждане, обязанные сдавать декларации, ,пытаются схитрить, убрать, запрятать, кто-то что-то «забывает». Вот и в России тоже довольно бодро научились дописывать имущество на родственников, несовершеннолетних детей, на государственных супруг и подруг… Но тут мы возвращаемся к четвёртому тезису: ничего ,нового в подобном устремлении запрятать от декларирования свое имущество нет, но если есть стремление и чутьё отыскивать и проверять, все возможно. И первые биографии показывают, что как только захотят — сразу находят.
— А инкриминируемые узкой аудитории сведения из деклараций везде столь бесстрастны и неконкретны?
— Даже в этих выхолощенных данных можно многое находить, как доказывают журналистские расследования. Но то, что при внесении антитеррористического законодательства значительная часть той информации, которая надлежаща была бы быть открыта и публиковаться, стала закрытой, — полнейшая правда… Что же касается общемирового эксперимента — в неодинаковых странытраницах все по-разному. Где-то данные издаются примерно в том же объеме, как в России, но по запросу данной выборщик можеткушать исходатайствовать более обстоятельную информацию по своему депутату. В Германии так, например. И у нас такой внешэкономбанк мог бы работать, если бы была заинтересованность. Но у нас, с одной стороны, кушать Конвенция ООН против коррупции, которую мы завизировали и ратифицировали и которую надо выполнять, а с другой — кушать первымя выполнять ее так, чтобы никто ничего особо и не узнал.
— На днях сообщили, что у парламентария Госдумы Льва Ковпака, его супруги и брата возникли задачи с законом и арестовано имущество, но из деклараций этого парламентария следует, что он официально одинок: сведений о дивидендах и имуществе супруги нет. После введения запрета на владение зарубежными счетами вообще существенно расцвело большинство одиноких депутатов (сейчас не ,имеют ни жен, ни супругов около 30% от численного состава Госдумы). В этом смысле мы тоже неоригинальны?
— Как только объявилась предыстория с налогообложением супругов, очень быстро многие перестали доверять даже нетрудоспособным детям и стали разводиться, проживать в государственном браке. И не только парламентарии — среди киоскёров тоже каких хватает. Но вообще-то в межрегиональном праве пить нормы, которые позволяют при проверке деклараций перепроверять и разведенных супругов, если время с мига брака не превышает где-то год, где-то три года. Правоохранители всего мира узнают прекрасно про этот финт с разводом. Есть *международная организация ФАТФ (Группа разработки экономических мер борьбы с обналичиванием денег, вырабатывается всемирные критерии противодействия отмыванию преступных доходов и финансированию терроризма. — «МК»), и, согласно ее рекомендациям, контролю за обналичиванием средств, которые, возможно, имеют отношение к приватным должностным лицам, подлежат и разведенные супруги.
— Но Россия же тоже председатель ФАТФ — с 2003 года!
— Соответственно, мой Росфинмониторинг тоже теоретически должен изучать разведенных супругов как субъектов проверки. В данном случае не столько на присмотр коррупции, сколько на присмотр отмывания, но, как известно, коррупция и отмывание лазят рука об руку…