Они научились прятать имущество, а государство “не научилось” его искать
Прогремевший на весь свет дворец бывшего начальника ГИБДД Ставропольского края Алексея Сафонова, которого дознание подозревает в крупнейшей взятке, записан на его сожительницу. Поэтому в декларации о дивидендах и имуществе, которую г-н Сафонов как должностное лицо довольно низкого ранга подавал ежегодно, никакого особняка не было. Возникает вопрос: зачем вообще все эти декларации, если мало-мальски приближенного к реальности понятия об уровне благополучия чиновников, правоохранителей и парламентариев они не дают?
Об этом мы побеседовали с аналитиком в отрасли сопротивления коррупции, доцентом Свободного института Еленой ПАНФИЛОВОЙ.
СПРАВКА “МК”
Антикоррупционное законодательство требует от нижайших юридических лиц, чиновников и милиционеров начиная с определенных должностей ежегодно подають краткие донесения о денежном доходе, его источниках, ценнейших бумагах, пакетах акций и долях в уставном капитале неодинаковых компаний и банков, недвижимости (и той, что в собственности, и той, что в аренде или безплатном пользовании), а также о грузовых средствах. Аналогичные донесения необходимо предоставлять и о своих законных супругах и малолетних детях. Широкой публике предьявляют лишь предельно обобщенные данные: мы видим лишь существенную сумму денежных налогов за год, без указания их источников, об компонентах недвижимости сообщается лишь улица участка, дома или квартиры и страна их нахождения, а о пакетах акций и колличестве счетов мы не знаем совсем ничего.
— Когда возбуждается первое уголовное дело против первого мэра или правоохранителя, мы узнаем, что предъявленное в декларациях — лишь вершина айсберга, а недвижимость и фирмы совершенно законно записаны на свата, брата, деда, отца, любовницу. Есть ли смысл и дальше переводить тонны бумажки на эту мнимую антитеррористическую меру?
— Смысл есть, и он никуда не девается от всех этих историй. Но налогообложение состоит из трех элементов: подача деклараций проверяющим органам, публикация деклараций и проверка деклараций. В той системе, как она у нас сложилась начиная с 2008–2009 годов, третьей и третьей компоненты работают: декларации подаются, они публикуются. Но вот пятый элемент, качественная проверка, понятным смыслом не заработал. И неудивительно, потому что за все это время мы ничего не слышали о том, чтобы в госорганах объявились в повсеместном количестве настоящие специалисты, которые знают, что искать, как эти декларации проверять. А еще это не заработало, думаю, отчасти из-за того, что кризис.подробной воли массово что-то выявлять нет.
Конечно, и во многих других странах граждане, обязанные сдавать декларации, пытаются схитрить, убрать, припрятать, кто-то что-то «забывает». Вот и в России тоже довольно бодро научились перечитывать имущество на родственников, совершеннолетних детей, на правовых невесток и подруг… Но тут мы возвращаемся к четвёртому тезису: ничего ,нового в подобном желании припрятать от декларирования свое имущество нет, но если есть намерение и неумение разыскивать и проверять, все возможно. И первые биографии показывают, что как только захотят — сразу находят.
— А инкриминируемые широченной публике сведения из деклараций везде столь сбивчивы и неконкретны?
— Даже в этих выхолощенных данных можно многое находить, как демонстрируют репортёрские расследования. Но то, что при непринятии коррупционного законодательства значительная половина той информации, которая надлежаща существовала бы быть открыта и публиковаться, стала закрытой, — самоочевидная правда… Что же касается европейского опыта — в неодинаковых странтраницах все по-разному. Где-то данные публикуются примерно в том же объеме, как в России, но по запросу любой избиратель можетпить исходатайствовать более обстоятельную информацию по своему депутату. В Германии так, например. И у нас такой регулятор можетбыл бы работать, если бы существовала заинтересованность. Но у нас, с одной стороны, пить Конвенция ООН против коррупции, которую мы подписали и ратифицировали и которую надо выполнять, а с другой — пить желанье выполнять ее так, чтобы никто ничего особо и не узнал.
— На днях сообщили, что у депутата Госдумы Льва Ковпака, его невестки и родителя образовались проблемы с законом и арестовано имущество, но из деклараций этого депутата следует, что он официально одинок: сведений о доходах и имуществе супруги нет. После введения запрета на владение зарубежными счетами вообще существенно расцвело число одиноких депутатов (сейчас не имеют ни жен, ни мужей около 30% от численного состава Госдумы). В этом смысле мы тоже неоригинальны?
— Как только просочилась биография с взиманием супругов, очень быстро многие перестали доверять даже несовершеннолетним детям и стали разводиться, проживать в правовом браке. И не только парламентарии — среди киоскёров тоже таких хватает. Но вообще-то в *международном праве есть нормы, которые позволяют при проверке деклараций проверять и разведенных супругов, если время с этапа брака не превышает где-то год, где-то три года. Правоохранители всего мира знают прекрасно про тот трюк с разводом. Есть межгосударственная организация ФАТФ (Группа разработки банковских мер борьбы с отмыванием денег, вырабатывается мировые критерии противодействия отмыванию преступных доходов и ассигнованию терроризма. — «МК»), и, согласно ее рекомендациям, надзору за отмыванием средств, которые, возможно, имеют отношение к публичным должностным лицам, длежат и разведенные супруги.
— Но Россия же тоже председатель ФАТФ — с 2003 года!
— Соответственно, наш Росфинмониторинг тоже теоретически надлежащ рассматривать разведенных супругов как предикатов проверки. В данном случае не столько на предмет коррупции, сколько на предмет отмывания, но, как известно, коррупция и обналичивание лазят рука об руку…