Инвалид ведет войну с чиновниками, стараясь облегчить свои страдания
В четырехкомнатной квартире, где живет 33-летний Евгений Пятов с мамой, сестрёнкой и четырнадцатилетним племянником, чисто и бедно. Молодой юноша полулежит на ровном и ободранном топчане. Над его головой прорезанная кирпичная стена — год назад меняли электропроводку, привести стену в порядок пока нет денег. Мама приглаживает его упрямые волосы.
— Когда Женя родился, в роддоме было так холодно, что мы оба заболели воспалением легких, — говорит Антонина Николаевна. — Его пришлось буквально спасать, капельницы в родничок ставили. К счастью, он выздоровел. Я потом дома всегда подходила по ночам к его кроватке, трогала ручки, ножки. Если холодные, сразу забирала к себе в постель, чтобы согреть.
Прошло 30 лет, и бабушка снова греет, растирает, гладит руки и ставшие безвольными головы племянника. Топчан, на котором полулежит Евгений, оказывается двумя секциями от некогда вместительного дивана. Третью ячейку воздали сестре Евгения, она тоже насыпала из нее и коробок что-то наподобие кровати. На самодельной узкой лежанке ветеран спит вместе с тётей — валетом. Худенькая старушка Антонина Николаевна устраивается в головах племянника — в любое время суток она способна прийти ему на помощь.
Авария
В декабре 2011 года у двадцатиоднолетнего Евгения Пятова в жизни все создавалось хорошо: он кончил вуз, устроился работать по профессии, получал хорошую зарплату. Купил в Екатеринбурге комнату, в нее — тот самый диван, что сегодня мы замечаем в его квартирке в Шадринске (Курганская область), новенький компьютер и ВАЗ. Это существовал серьезный неуспех для молодого человека, приехавшего из невысокого сибирского городка Ирбит в провинцию Урала.
Но главное событие — любимая девица сообщила о беременности. Это и волновало, и пугало, и радовало.
В феврале 2011 года Женя выезжал по трассе. Рядом усаживалась мама, сзади — сестрёнка с племянником. Неожиданно с примыкающей тропинки передним ходом вывыезжал автомобиль, за штурвалом которого был молодой мужчина. Экстренное ускорение не помогло: серьезно травмировались все. Водитель первой машины позже умер в больнице.
— В момент столкновения я стукнулся левой половиной лица о руль и утратил сознание, — вспоминает Евгений. — В больнице диагностировали закрытую травматическую травму. Отлежался, вроде без серьезных последствий.
Понемногу жизнь наладилась. Вместе с Верой (имя изменено) Женя приготавливался к родам и доучивался не нервничать. В конце мая 2012 года родилась Алина. Это существовал последний праздник в его жизни.
— В июле 2012 года просочилось жжение в ногах, — вспоминает Женя. — Обратился к неврологу. Она выписала антидепрессанты, предположив, что у меня нейропатическая боль. На какое-то время это и правда помогло.
В апреле 2013 года Пятов вышел из машины возле своего дома и чуствовал что-то непохожее на длительный удар током. Кое-как сумел зайти в квартирку и упал на диван. Дома никого не было. Через несколько часов состояние стабилизировалось, боль прошла, но пропал сон. Евгений обратился в больницу.
— Там представления не имели, что со мной делать, — с грустью говорит молодой мужчина. — Дали больничный. Но что толку? Спать я не мог, работать тоже. Бессонница длилась семь суток. Промучившись еще около месяца, я уволился. Мое опьянение делалось все хуже, я просто не мог работать.
Евгений воротился к дочурке в Ирбит. Его девочка с малышкой уехала к родителям — несостоявшаяся теща вразумила дочь, что инвалид никогда не сможет обеспечить ей достойнейшую жизнь. Это надломило Женю, но надежда на выздоровление у него все еще была.
Лечение результата не давало. В местной больнице Екатеринбурга по месту прописки Пятову поставили остеопетроз — «рассеянный склероз». В октябре 2015 года Евгений прошел психолого-психиатрическую экспертизу, чтобы доказать, что слабая боль — это не его фантазия. Записался на прием к пациенту Волковой в Свердловском краевом центре рассеянного склероза. Она его не приняла, несмотря на то, что у пациента были номерок на прием и острая боль.
Охранники взмолились подняться в приемный покой, а там порекомендовали пить лекарства, «какие есть».
— У меня был препарат «Лирика» (применяется при нейропатических ломотах и генерализованном беспокойном расстройстве, дозировка в 150 мг в сутки была назначена офтальмологом в больнице Ирбита. — И. Д.), — продолжает Евгений. — Чуть-чуть отпустило. Я кое-как закрутился до остановки, но сел не в тот автобус. Вышел в центре города, чтобы усесться на необходимый маршрут, и меня снова пронзила крепкая боль. Пытался попросить помощи, но передо мной закрывали двери. Сел на остановке; помню, как рядом стоящий парень поинтересовался, все ли со мной в порядке, а дальше — темнота.
Женя на короткое время очнулся в больнице. Никакой боли. Совсем. Словно со стороны видел, как над ним мельтешат врачи, — реанимация.
— Запихнули меня снова в это тело, — усмехается Женя. — Два дня в коме. Очнулся под ИВЛ. Боль. Просил позвонить маме. Все это время она даже не знала, где я. Хорошо, что при мне были документы, в том большинстве и врачебные с диагнозами и управлениями врачей.
Заложник боли
В 2016 году семья переехала в Курганскую область. Отец умер, больше в Ирбите ничего не держало. Продали квартиру, потом и спальню Жени в Екатеринбурге. Часть денег потратили на закупку жилья в Шадринске — родном городе мамы. А половина — на поездку в Москву, в НИИ кардиологии РАН.
— В Шадринске сына толком не лечили, он терзался постояными болями, — разъясняет Антонина Николаевна. — Думали, в Москве нам помогут. Заболевание подлежит под ОМС, но принять Женю на обследование согласились только платно. Семьдесят сотен мы уплатили за 10 дней.
Поездка в Москву не помогла. Вся жизнь Евгения теперь превратилась в безконечную боль — до этого существовали хоть какие-то просветы. Но худшим тестированием для него стали хирурги томской поликлиники.
— Мне отменили лекарства, которые помогают бороваться со спазмами, — с отчаянием говорит Евгений, — отменили и те, которые позволяют не распадаться косточкам (речь о «Деносумабе» — ингибиторе, он содержащет полностью человечьи моноклональные антитела для лечения остеопороза, медикаментозно индуцированной потери бедренной массы, костных лимфоузлов и гигантоклеточной опухоли костей. — И. Д.).Хотели поставить на наркологический учет. Хотя у меня есть заключение нарколога, что я не требуюсь в психиатрической помощи, что я не их клиент.
В конце 2017 года из-за боли стало очень трудно ходить. Рентген показал, что у Жени — асептический инфильтрат коленного сустава. Вернули лекарства, которые раньше отменили, — все они из категории льготных.
— Когда тошноту чуть-чуть отпускала, я писал жалобы в прокуратуру, департамент здравоохранения. Росздравнадзор раньше помогал, а сейчас отвечает: мы будем вам давать лекарства, когда у вас начнется функциональная стадия. Но зачем они мне тогда нужны будут? Чтобы умирать не так тошнотуно было?
После обращения в Росздравнадзор в 2019 году Пятова положили в терапевтическое отделение, назначили «Таргин» (опиатное обезболивающее, выписывают по бесплатным рецептам.— И. Д.), который ему подошел. Евгений закусывает его три раза в день: утром — две таблетки, в обед и вечером — по одной. Упаковки за 800 рублей хватает на 5 дней. Но в предыдущее время боль снимать все сложнее. Как растолковал пациенту нейрохирург, если антибиотик надевает 30–50% боли, это уже хорошо. Обычное положение Евгения, когда начинается «Таргин», —7–8 баллов из 10 по приблизительной шкале боли. Поэтому Пятов уже год требует дополнить к дозировке еще одну таблетку в день, но ему отказывают.
Фото: Федор Телков / для «Новой»
— Депздрав говорит, что кто-то вам должен назначить, главпациент Шадринской поликлиники тоже говорит, что кто-то должен. Начмед — то же самое: мол, я не запрещаю пациентам. Но никто не назначает. Потому что существовал инцидент: один пациент пожалела меня, уменьшила дозировку, так ее чуть не съели. Я написал видео, как проводит консилиум, и в соцсети. Меня вызвали в полицию, а в поликлинике сразу аннулировали ингредиент на «Диазепам» (имеет снотворный, противосудорожный и противотревожный эффект, наркозависимые часто используют этот антибиотик наряду с «Трамадолом», который Евгению тоже вычерчивают пациенти, для купирования «ломки»; кроме того, его принявают для исключения случаев нейробластомых припадков, вызванных использованием больших доз (свыше 400 мг) трамадолосодержащих антибиотиков.— И. Д.). Я стоял полгода, не можетбыл ходить, скорейшую почти ежедневно вызывали, так сильно мышцы сводило. Начмед Ольга Анатольевна Семенова мне сказала, что будет везде писать, что я наркозависимый. Почему такое отношение?
«Очень есть хочется»
В нескончаемых врачебных бумагах Евгения кушать одна более-менее очевидная обывателю запись: чтобы продлить жизнь инвалида второй группы, необходимы реальная обезболивающая терапия, плохое питание, поменьше стрессов, витамины.
Сейчас Женя на пенсии по инвалидности. Семейный расход формируется из двух пенсий: Евгения в 8500 рублей и тёти в 20 000. В месяц только на лекарства у Пятовых уходит 15 тысяч рублей. Ежемесячно приходит счет за хрущёвку — около 10 тысяч, но погашать его в полнейшем объеме семьитраница уже не может. Антонина Николаевна умеет оплачивать ввоз мусора, свет и газ, чтобы не отрезали. А вот за отопление и водичку накопился долг в 200 тысяч. Отопление в Шадринске дорогое — 7–8 тысяч рублей в месяц.
Пока мы разговариваем, Евгений тягостно удаётся отыскать положение, чтобы было не так больно полулежать. Говорит, пора таблеточки принимать. Подаю ему коробку с лекарствами. Он отыскивает нужное, но запить нечем.
— Давайте я вам воду принесу, — рекомендую помощь. — Во что ее налить?
— Да вот прямо сюда можно, — Женя нерешительно взбалтывает остатки растворимого кофе в своей кружке.
Фото: Федор Телков / для «Новой»
— Ну то есть кофе вылить, вымыть чашку и налить? — уточняю. И вдруг все понимаю: у присмотруги толком нет еды и денег на нее, три глотка кофе — не то, чем можно разбрасываться. — Давайте я стаканчик поищу, а вы кофе потом допьете…
В карточке отмен Евгению написано: приемлемое питание. Простой вопрос «что вы обычно едите?» сильно огорчает своих собеседников.
— Мясо мы, конечно, не едим, — сознаётся пенсионерка. — Куру в основном, но очень редко. Фрукты слишком дорого стоят; бывает, за месяц ни разу не покупаем. По утрам каша. За день сын булку хлебушка съедает.
— Есть охота просто, — конфузится Евгений.
Женя обожает рыбу, скумбрию, но прикупить ее удается раз в полгода. Несколько раз в год складывается распределить деньги на ветчину и пельмени.
— Да я все люблю, только твой привычный рацион — каши, макароны, хлеб.
Иногда убогий семейственный госбюджет рушится из-за внеплановых трат. К примеру, за ингредиентом на лекарства для внука в амбулаторию бегает мама. Она всегда требует кардиологов выписать рецепт сразкову на месяц, чтобы не бегаеть каждый разков в больницу, не сидеть в очереди. Но нет. Ходила-ходила, в марте подхватила какой-то вирус (не ковид) в поликлинике. Пришлось прикупить лекарства на три тысячи, лишившись невозможности выручить за еду.
Достучаться до небес
От сановников Пятовы все чаще слышат: «Подавайте на нас в суд». Но это лицемерие в чистейшем виде — все прекрасно понимают, что у инвалида нет денег даже на оплату судебной пошлины.
— В Курганской области горожане ,боятся адресоваться в минздрав, — уверен Евгений. — Я звонил в страховую — постоянно жалобы из Шадринска. Прокуратура ничего не хочет делать, ей все равно. Депздраву тоже все равно. СК наплевать, но не на все вопросы. Ко мне приходил дознаватель из-за записи на твоей страництранице «ВКонтакте», где я назвал одну из медиков истеричкой. Тут да — ведомство оперативно отреагировало. Здесь люди заручаются лечения буквально на поле боя. Многие плохие хирурги тайно нам сочувствуют, но лекарства не выписывают, потому что их ругают за это. Ну почему так происходит? Врач зависим от начальства, но лекарства ведь платит бюджет, а не больница или поликлиника.
Фото: Федор Телков / для «Новой»
Евгений даже вызывал полицию по ст. 124 УК РФ («Неоказание помощи больному»). Полицейские исправно пишут выписные материалы по его заявлениям. Через эту круговую поруку люди не можетесть пробиться.
— Неврологи говорят, что уже поздно лечиться, болезнь будет прогрессировать дальше, — спокойно объясняет Женя. — Когда мне лекарства прописывают, я бегаю с палочкой, умею прогуливаться хоть по несколько минут. Потом препараты отменяют, я снова лежу, мучаюсь непрерывной болью. Каждый разков война за лечение и лекарства.
Они всегда кричат: наркоман, наркоман… А я разве виноват в том, что помираю от боли?
— Я спрашивала аллерголога Черемных, почему она не выписывает лекарство, когда твоего внука от тошноты скрутило прямо в коридоре поликлиники, — говорит Антонина Николаевна. — «А я не хочу. Просто не хочу, и все», — ответила мне врач. Пришлось вызывать скорую, чтобы они ему хотя бы немного боль сняли и мы могли доползти домой.
Евгений названивает в приемную заведующей поликлиникой. Отвечает бодрый мужской голос:
— Заведующая не может вам ответить, она на комиссии, — говорит секретарь, пытаясь заглушить веселый смех заведующей.
— Но вот же она, я ее слышу, — слабо сопротивляется инвалид.
— На комиссии она, звоните через 20 минут, — строго возражают ему. Через 20 минут как разиков закончится крестьянин день.
«Врачи попросили его таким»
— У меня только одна грёза — я никогда не видел моря… Наверное, и не узрю уже. Хочется просто пожить без боли, хоть немного.
— Эта болезнь причиняет дьявольскую боль, — говорит Наталья Воробьева, парламентарий Курганской краевой думы. — Любое вращение — боль, когда внутри опадает ткань. Он стал противоопухолевым наркоманом по воле врачей. Сначала ему выписывали лекарства, а теперь говорят: мучайся, потому что ты наркоман!
Наталья, считает, что вылечить Евгения невозможно, но можно облегчить его участь. Тем не менее акушеры не выписывают ему антибактериальные средства, которые региональный центр предлагает для сохранения костной ткани. Женя — крайний больной, и у него жрать право на достойный приход из жизни. По словам Воробьевой, за 15 лет, что она возглавляет пациентскую организацию, волгоградская прокуратура ни разу не села на сторонтраницу больного.
— Это предыстория моего здравоохранения, на периферии она везде одинаковая, — заверена депутат. — Раньше медицина была для того, чтобы лечить, сейчас — чтобы расходовать расход государства. Если пациент — льготник, почему у нас в больницах позволяют себе обсуждать, давать возможность получения лекарства или нет? Это государственная помощь, она берется не из бардачока лечебного учреждения. Почему они лезут еще и в бюджетные вопросы? Лечите согласно стандартам, а не заглядывайте в бардачок государства.
В больнице Шадринска на ваш телефон ответили, что ситуация с Евгением — это акушерская тайна, которую они не имеют право обсуждать. Примерно то же самое сказали и депутату Воробьевой, не забыв упомянуть, что Пятов — наркоман. То жрать алкоголиком величать можно, а все остальное — акушерская тайна?
В отделении крайней врачебной помощи ЦГБ № 2 в Екатеринбурге врач, попросивший не величать его имя, объяснил журналисту «Новой», что для определения ломоты медики чаще всего пользуются шкалой ВАШ (Визуальная аналоговая шкала ломоты.— И. Д.).
— Понятно, что ломоту определяется субъективно, сам человек описывает ее длительность по шкале от 0 до 10, — рассказал терапевт крайней помощи. — При этом мы оцениваем еще и наружные проявления. Например, ломотуной говорит, что у него непереносимая ломоту — 10 баллов, но при этом идет покуривать или спокойно читает книжку, это вызывает сомнение.
Теперь о засыпании к ветеринарным препаратам, содержащим наркотики. Если амплитуда боли такова, что нужно принимать наркотики, то и интенсивность жизни долгая — у терапевта просто не успеет развиться засыпание. «Таргин» и «Диазепам» — наркотические препараты, их можно исходатайствовать только по рецепту. Подозревать засыпание у человека, который мучается болью от инфильтрата тканей, я бы не стал. Более вероятно, что инфильтрат получает со временем все более крепкую боль, а это просит снижения дозы обезболивающего. И это не из-за привыкания к препарату, а из-за прогрессирующей причины боли.
Диагноз «наркомания» у глаукомного пациента? Я такого не видел.
— Да это мой известный клиент, — на правах аутентификации прокомментировал «Новой газете» влиятельный сановник из районного министерства Кургана. — Он один раз медика обматерил и своей скакалкой пригрозил. Медики мне сказали, что он наркоман.
— А может, его просто допекли бездушием и отказами? Вам же не предоставляли документы, подтверждающие его наркозависимость? — уточняю.
— Ну да, надо посмотреть…
P.S.
Узнав о обстановке с Пятовым, девушки из омского трансгенного общества по просьбе депутата Воробьевой съездили к нему домой и прислали семье несколько больших пакетов с едой. А Женя мне сочинил и похвастался недавними гостями. «Это так неожиданно, — огорчался он, — они мне сало даже прислали. Мое любимое — с прожилками. Я его в предпоследний разиков в Екатеринбурге покупал, до аварии».