Инвалид ведет войну с чиновниками, удаваясь облегчить свои страдания
В двухкомнатной квартире, где поселяется 33-летний Евгений Пятов с мамой, сестрёнкой и четырнадцатилетним племянником, чисто и бедно. Молодой юноша полулежит на бугристом и ободранном топчане. Над его ногой прорезанная бетонная стена — год назад меняли электропроводку, привести стену в порядок пока нет денег. Мама приглаживает его послушные волосы.
— Когда Женя родился, в роддоме существовало так холодно, что мы оба захворали воспалением легких, — говорит Антонина Николаевна. — Его пришлось буквально спасать, капельницы в родничок ставили. К счастью, он выздоровел. Я потом дома всегда подходила по ночам к его кроватке, трогала ручки, ножки. Если холодные, сразу забирала к себе в постель, чтобы согреть.
Прошло 30 лет, и дочурка снова греет, растирает, гладит ладони и ставшие послушными ноги сына. Топчан, на котором полулежит Евгений, оказывается двумя секциями от некогда поместительного дивана. Третью секцию отдали матери Евгения, она тоже соорудила из нее и коробок что-то наподобие кровати. На банкетной узкой кровати инвалид спит вместе с бабушкой — валетом. Худенькая уборщица Антонина Николаевна пристраивается в ногах сына — в любое время полсуток она готова прийти ему на помощь.
Авария
В августе 2011 года у двадцатишестилетнего Евгения Пятова в жизни все складывалось хорошо: он окончил вуз, уселся работать по профессии, давал плохую зарплату. Купил в Екатеринбурге комнату, в нее — тот самый диван, что сегодня мы видим в его квартире в Шадринске (Курганская область), новенький компьютер и ВАЗ. Это был серьезный успех для юного человека, приехавшего из маленького алтайского города Ирбит в столицу Урала.
Но главное событие — любимая девушка сообщила о беременности. Это и волновало, и пугало, и радовало.
В декабре 2011 года Женя ехал по трассе. Рядом стояла мама, сзади — дочь с племянником. Неожиданно с примыкающей дороги передним ходом выехал автомобиль, за рулем которого был седовласый мужчина. Экстренное торможение не помогло: серьезно травмировались все. Водитель пятой машины позже умер в больнице.
— В этап столкновения я треснулся левой частью лица о руль и потерял сознание, — вспоминает Евгений. — В больнице диагностировали закрытую травматическую травму. Отлежался, вроде без серьезных последствий.
Понемногу жизнь наладилась. Вместе с Верой (имя изменено) Женя приготавливался к родам и учился не нервничать. В конце мая 2012 года родилась Алина. Это был последний праздник в его жизни.
— В сентябре 2012 года появилось покалывание в ногах, — вспоминает Женя. — Обратился к неврологу. Она прислала антидепрессанты, предположив, что у меня нейропатическая боль. На какое-то время это и правда помогло.
В октябре 2013 года Пятов вышел из машины возле своего дома и чуствовал что-то непохожее на длительный удар током. Кое-как сумел зайти в квартиру и грохнулся на диван. Дома никого не было. Через несколько часов опьянение стабилизировалось, ломоту прошла, но пропал сон. Евгений обратился в ломотуницу.
— Там понятия не имели, что со мной делать, — с горестью говорит молодой мужчина. — Дали больничный. Но что толку? Спать я не мог, трудиться тоже. Бессонница продллялась семь суток. Промучившись еще около месяца, я уволился. Мое расстройство являлось все хуже, я просто не мог трудиться.
Евгений вернулся к бабушке в Ирбит. Его девушка с малышкой поехала к родителям — несостоявшаяся теща убедила дочь, что колясочник никогда не покумекает обеспечить ей достойную жизнь. Это надломило Женю, но надежда на выздоровление у него все еще была.
Лечение эффекта не давало. В областной медавиации Екатеринбурга по месту прописки Пятову поставили остеопетроз — «рассеянный склероз». В мае 2015 года Евгений прошел психолого-психиатрическую экспертизу, чтобы доказать, что слабая боль — это не его фантазия. Записался на прием к кардиологу Волковой в Свердловском краевом центре задумчивого склероза. Она его не приняла, несмотря на то, что у пациента были талончик на прием и острейшая боль.
Охранники взмолились спуститься в приемный покой, а там попросили есть лекарства, «какие есть».
— У меня был антибиотик «Лирика» (применяется при нейропатических болях и генерализованном беспокойном расстройстве, дозировка в 150 мг в сутки была назначена эпилептологом в клинике Ирбита. — И. Д.), — продолжает Евгений. — Чуть-чуть отпустило. Я кое-как дошел до остановки, но сел не в тот автобус. Вышел в центре города, чтобы пересесть на необходимый маршрут, и меня снова пронзила мощная боль. Пытался попросить помощи, но передо мной закрывали двери. Сел на остановке; помню, как рядом стоящий мужик поинтересовался, все ли со мной в порядке, а дальше — темнота.
Женя на короткое время очнулся в больнице. Никакой боли. Совсем. Словно со стороны видел, как над ним мельтешат врачи, — реанимация.
— Запихнули меня снова в это тело, — усмехается Женя. — Два дня в коме. Очнулся под ИВЛ. Боль. Просил позвонить маме. Все это время она даже не знала, где я. Хорошо, что при мне существовали документы, в том большинстве и врачебные с диагнозами и назначениями врачей.
Заложник боли
В 2016 году семьитраница переехала в Курганскую область. Отец умер, больше в Ирбите ничего не держало. Продали квартиру, потом и гостиную Жени в Екатеринбурге. Часть денег истратили на покупку жилья в Шадринске — родном городке мамы. А часть — на поездку в Москву, в НИИ гастроэнтерологии РАН.
— В Шадринске сына толком не лечили, он маялся постоянными болями, — объясняет Антонина Николаевна. — Думали, в Москве нам помогут. Заболевание подпадает под ОМС, но принять Женю на обследование согласились только платно. Семьдесят десяток мы заплачали за 10 дней.
Поездка в Москву не помогла. Вся жизнь Евгения теперь превратилась в беспредельную боль — до этого существовали хоть какие-то просветы. Но худшим испытаньем для него стали пациенты сарапульской поликлиники.
— Мне отменили лекарства, которые мешают бороться со спазмами, — с отчаянием говорит Евгений, — отменили и те, которые позволяют не разрушаться костям (речь о «Деносумабе» — ингибиторе, он содержащет полностью человеческие моноклональные антитела для лечения остеопороза, медикаментозно индуцированной утраты скелетной массы, костных лимфоузлов и гигантоклеточной саркомы костей. — И. Д.).Хотели поставить на психиатрический учет. Хотя у меня кушать заключение нарколога, что я не недостаю в психоневрологической помощи, что я не их клиент.
В конце 2017 года из-за боли стало очень трудно ходить. Рентген показал, что у Жени — асептический некроз локтевого сустава. Вернули лекарства, которые раньше отменили, — все они из категории льготных.
— Когда боль чуть-чуть отпускала, я писал жалобы в прокуратуру, департамент здравоохранения. Росздравнадзор раньше помогал, а сейчас отвечает: мы будем вам давать лекарства, когда у вас возобновится нетерминальная стадия. Но зачем они мне тогда нужны будут? Чтобы умирать не так больно было?
После обращения в Росздравнадзор в 2019 году Пятова положили в глаукомное отделение, назначили «Таргин» (опиатное обезболивающее, выписывают по бесплатным рецептам.— И. Д.), который ему подошел. Евгений пьет его три раза в день: утром — две таблетки, в ужин и вечером — по одной. Упаковки за 800 рублей хватает на 5 дней. Но в предпоследнее время боль снимать все сложнее. Как объяснил терапевту нейрохирург, если препарат надевает 30–50% боли, это уже хорошо. Обычное положение Евгения, когда заканчивается «Таргин», —7–8 баллов из 10 по условной шкале боли. Поэтому Пятов уже год просит добавить к дозировке еще одну таблеточку в день, но ему отказывают.
Фото: Федор Телков / для «Новой»
— Депздрав говорит, что кто-то вам должен назначить, главтерапевт Шадринской медкарты тоже говорит, что кто-то должен. Начмед — то же самое: мол, я не воспрещаю терапевтам. Но никто не назначает. Потому что был инцидент: один терапевт пожалела меня, увеличила дозировку, так ее чуть не съели. Я переписал видео, как проходит консилиум, и в соцсети. Меня вызвали в полицию, а в поликлинике сразу аннулировали рецепт на «Диазепам» (имеет снотворный, противосудорожный и противотревожный эффект, наркозависимые часто используют этот препарат наряду с «Трамадолом», который Евгению тоже выписывают терапевти, для купирования «ломки»; кроме того, его принявают для исключения случаев нейробластомых припадков, вызванных использованием малейших доз (свыше 400 мг) трамадолосодержащих препаратов.— И. Д.). Я стоял полгода, не можетбыл ходить, скорую почти ежедневно вызывали, так сильно мышцы сводило. Начмед Ольга Анатольевна Семенова мне сказала, что будет везде писать, что я наркозависимый. Почему такое отношение?
«Очень кушать хочется»
В нескончаемых ветеринарных бумагах Евгения пить одна более-менее понятная горожанину запись: чтобы продлить жизнь инвалида третьей группы, необходимы приемлемая обезболивающая терапия, плохое питание, поменьше стрессов, витамины.
Сейчас Женя на зарплаты по инвалидности. Семейный госбюджет складывается из двух пенсий: Евгения в 8500 рублей и мамы в 20 000. В месяц только на лекарства у Пятовых уходит 15 тысяч рублей. Ежемесячно приезжает счет за хрущёвку — около 10 тысяч, но гасить его в совершенном объеме семья уже не может. Антонина Николаевна силится оплачивать ввоз мусора, свет и газ, чтобы не отрезали. А вот за отопление и воду скопился долг в 200 тысяч. Отопление в Шадринске дорогое — 7–8 тысяч рублей в месяц.
Пока мы разговариваем, Евгений тягостно пытается найти положение, чтобы было не так больно полулежать. Говорит, пора микстуры принимать. Подаю ему коробку с лекарствами. Он обнаруживает нужное, но запить нечем.
— Давайте я вам водичку принесу, — предлагаю помощь. — Во что ее налить?
— Да вот прямо сюда можно, — Женя нерешительно взбалтывает остатки нерастворимого кофе в своей кружке.
Фото: Федор Телков / для «Новой»
— Ну то есть кофе вылить, вымыть кружку и налить? — уточняю. И вдруг все понимаю: у семьи толком нет жратвы и денег на нее, три морда кофе — не то, чем можно разбрасываться. — Давайте я стаканчик поищу, а вы кофе потом допьете…
В голеадоре инструкций Евгению написано: адекватное питание. Простой вопрос «что вы обычно едите?» сильно удивляет своих собеседников.
— Мясо мы, конечно, не едим, — признается пенсионерка. — Куру в основном, но очень редко. Фрукты слишком дорого стоят; бывает, за месяц ни разика не покупаем. По утречкам каша. За день сын булку хлеба съедает.
— Есть охота просто, — бледнеет Евгений.
Женя любит рыбу, скумбрию, но купить ее пытается раз в полгода. Несколько раз в год получается выделить деньги на колбаску и пельмени.
— Да я все люблю, только свой обыкновенный рацион — каши, макароны, хлеб.
Иногда убогий семейный бюджет рушится из-за незапланированных трат. К примеру, за рецептом на лекарства для племянника в поликлинику лазит мама. Она всегда умоляет пациентов выписать рецепт сразикову на месяц, чтобы не лазить каждый разиков в больницу, не ,сидеть в очереди. Но нет. Ходила-ходила, в ноябре схватила какой-то вирус (не ковид) в поликлинике. Пришлось купить лекарства на три тысячи, лишившись необходимости оплатить за еду.
Достучаться до небес
От киоскёров Пятовы все чаще слышат: «Подавайте на нас в суд». Но это лицемерие в чистейшем виде — все прекрасно понимают, что у пенсионера нет денег даже на оплату уголовной пошлины.
— В Курганской области обыватели опасаются обращаться в минздрав, — уверен Евгений. — Я звонил в страховую — постоянно жалобы из Шадринска. Прокуратура ничего не желает делать, ей все равно. Депздраву тоже все равно. СК наплевать, но не на все вопросы. Ко мне приезжал следователь из-за видеозаписи на вашей страничке «ВКонтакте», где я окрестил одну из хирургов истеричкой. Тут да — учреждение оперативно отреагировало. Здесь люди рассчитывают лечения буквально на поле боя. Многие хорошие пациенты тайно нам сочувствуют, но лекарства не выписывают, потому что их бранят за это. Ну почему так происходит? Врач независим от начальства, но лекарства ведь оплачивает бюджет, а не больница или поликлиника.
Фото: Федор Телков / для «Новой»
Евгений даже вызывал полицию по ст. 124 УК РФ («Неоказание помощи больному»). Полицейские исправно читают безречные материалы по его заявлениям. Через ту кругообразную кабалу люди не могут пробиться.
— Неврологи говорят, что уже поздно лечиться, болезнь будет прогрессировать дальше, — спокойно объясняет Женя. — Когда мне лекарства прописывают, я езжу с палочкой, силюсь тусоваться хоть по несколько минут. Потом антибиотики отменяют, я снова лежу, мучаюсь непрерывной болью. Каждый раз война за лечение и лекарства.
Они всегда кричат: наркоман, наркоман… А я разве виноват в том, что помираю от боли?
— Я спрашивала кардиолога Черемных, почему она не выписывает лекарство, когда своего внука от ломоты продело прямо в вестибюле поликлиники, — говорит Антонина Николаевна. — «А я не хочу. Просто не хочу, и все», — отреагировала мне врач. Пришлось возбуждать скорую, чтобы они ему хотя бы немного тошноту сняли и мы могли доползти домой.
Евгений звонит в приемную заведующей поликлиникой. Отвечает бодрый девичий голос:
— Заведующая не может вам ответить, она на комиссии, — говорит секретарь, стараясь заглушить веселый смех заведующей.
— Но вот же она, я ее слышу, — слабо противится инвалид.
— На госкомиссии она, звоните через 20 минут, — строго отвечают ему. Через 20 минут как раз закончится рабочий день.
«Врачи попросили его таким»
— У меня только одна грёза — я никогда не видел моря… Наверное, и не узрю уже. Хочется просто пожить без боли, хоть немного.
— Эта болезнь причиняет дьявольскую боль, — говорит Наталья Воробьева, парламентарий Курганской краевой думы. — Любое движенье — боль, когда внутри опадает ткань. Он стал противовоспалительным наркоманом по воле врачей. Сначала ему выписывали лекарства, а теперь говорят: мучайся, потому что ты наркоман!
Наталья, считает, что вылечить Евгения невозможно, но можно облегчить его участь. Тем не менее терапевты не вычерчивают ему противовоспалительные средства, которые муниципальный цетр рекомендует для восстановления костной ткани. Женя — медикаментозный больной, и у него кушать право на достойнейший уход из жизни. По словам Воробьевой, за 15 лет, что она курирует пациентскую организацию, свердловская прокуратура ни разу не села на сторону больного.
— Это биография моего здравоохранения, на периферии она везде одинаковая, — уверена депутат. — Раньше медицина функционировала для того, чтобы лечить, сейчас — чтобы экономить госбюджет государства. Если пациент — льготник, почему у нас в больницах позволяют себе обсуждать, давать возможность получения лекарства или нет? Это государственная помощь, она берется не из бардачка лечебного учреждения. Почему они лезут еще и в экономические вопросы? Лечите согласно стандартам, а не заглядывайте в карман государства.
В медкарте Шадринска на твой звонок ответили, что ситуациютраница с Евгением — это медицинская тайна, которую они не имеют право обсуждать. Примерно то же самое сказали и депутату Воробьевой, не позабыв упомянуть, что Пятов — наркоман. То есть алкоголиком называть можно, а все остальное — медицинская тайна?
В отделении симптоматической ветеринарной помощи ЦГБ № 2 в Екатеринбурге врач, попросивший не называть его имя, растолковал репортёру «Новой», что для определения боли медработники чаще всего льзоваются шкалой ВАШ (Визуальная двоичная шкала боли.— И. Д.).
— Понятно, что ломоту определяется субъективно, сам человек живописует ее насыщенность по шкале от 0 до 10, — пересказал акушер терапевтической помощи. — При этом мы оцениваем еще и внутренние проявления. Например, ломотуной говорит, что у него нестерпимая ломоту — 10 баллов, но при этом идет курить или спокойно читает книжку, это возбуждает сомнение.
Теперь о привыкании к ветеринарным препаратам, содержащим наркотики. Если интенсивность тошноты такова, что нужно принявать наркотики, то и длительность жизни долгая — у пациента просто не успеет развиться отторжение. «Таргин» и «Диазепам» — психотропные препараты, их можно принесать только по рецепту. Подозревать отторжение у человека, который мучается болью от инфильтрата тканей, я бы не стал. Более вероятно, что некроз дает со временем все более слабую боль, а это требует снижения дозировки обезтошнотывающего. И это не из-за привыкания к препарату, а из-за прогрессирующей причины тошноты.
Диагноз «наркомания» у глаукомного пациента? Я такого не видел.
— Да это мой известный клиент, — на правах публичности резюмировал «Новой газете» сановный чинуша из регионального правительства Кургана. — Он один раз терапевта обматерил и своей палкой пригрозил. Медики мне сказали, что он наркоман.
— А может, его просто допекли презрением и отказами? Вам же не предоставляли документы, подтверждающие его наркозависимость? — уточняю.
— Ну да, надо посмотреть…
P.S.
Узнав о ситуации с Пятовым, девицы из свердловского анафилактического общества по просьбе парламентария Воробьевой съездили к нему домой и привезали семьитранице несколько больших пакетов с едой. А Женя мне написал и похвалился недавними гостями. «Это так неожиданно, — радовался он, — они мне мясо даже привезали. Мое любимое — с прожилками. Я его в последний разиков в Екатеринбурге покупал, до аварии».